Программа №701

Находясь в дородовом отделении, я узнала, что из роддома моего малыша сразу увезут на реанимобиле в детскую больницу. Моё сердце разрывалось от мысли, что такого кроху заберут и меня не будет рядом с ним. Однако мой сын оказался бойцом: он родился богатырём (4100 г и 55 см), сам закричал, задышал и всем своим видом показал, что он может и будет жить. При таком пороке, можно сказать, случилось чудо — мой малыш был стабилен, и нас оставили в роддоме. На шестые сутки мы, полные оптимизма и стремления к здоровой жизни, вышли из роддома, осознавая, что впереди у нас сложная операция, но и это мы преодолеем!

После выписки из роддома нас осмотрел кардиохирург и сказал, что малыш очень сильный и что сердце и лёгочные артерии пока справляются с нагрузкой. Нас отпустили домой. Я с малышом уехала за город к родственникам на свежий воздух, которого так не хватает малышам с врождённым пороком сердца.

Сейчас Рамирчик активно гулит и с интересом наблюдает за игрушками. Даже когда ему плохо, он весь синий и ему не хватает воздуха, он продолжает смотреть мне в глаза и тихо, едва-едва улыбаться. Он — боец, вопреки всем прогнозам.

Вы знаете, кто такой Шон Уайт? Я не знала, пока не родила Рамира. Это олимпийский чемпион по сноуборду 2006, 2014 и 2018 гг., у которого был такой же порок, как у нас — Тетрада Фалло, оперированный в детстве. Казалось бы, профессиональный спорт и сложный порок не совместимы, но жизнь показывает абсурдность слова «невозможно».

Я настолько верю в своего сына, что чувствую, что он будущий второй Шон Уайт. С момента своего рождения он доказывает врачам, что он будет жить полноценно, а не так, как сулили мне ещё с 18-ой недели беременности. В одной клинике мне даже предлагали не рожать больного ребёнка!

От того, как пройдёт радикальная коррекция порока, зависит дальнейшая жизнь моего малыша: будет ли она полноценной, как у всех детей, или с постоянными ограничениями. Поэтому за помощью я обратилась в зарубежную клинику. К сожалению, грустно осознавать, что реанимация и постинтенсивная терапия в Германии лучше. Новейшее оборудование и стопроцентный показатель успешно проведённых операций нашего порока — это определяющие факторы. Важно и то, что у моего сына нет сопутствующих пороков и аномалий, а это значит, что если правильно сделать единственную и радикальную операцию, то мой сын будет таким же ребёнком, как все, и ему можно будет заниматься спортом и всем тем, чем занимаются здоровые дети от рождения. Если допустить хоть малейший промах при операции, то, скорее всего, в дальнейшем они повторятся. Я знакома с мамами, чьих деток с нашим пороком в России не спасли или навредили им. Поэтому опыт немецких врачей, который в два раза превышает опыт российских, побудил меня обратиться за помощью в Немецкий кардиологический центр в Берлине.

В клинике нас уже готовы принять, но сумма в выставленном счёте очень большая — 37 680 EUR. К сожалению, я не работаю, помимо пособий и пенсии по инвалидности малыша у нас ничего нет. Я мама-одиночка. У меня есть комната в коммунальной квартире и машина, но даже если я это всё продам, данной суммы не хватит на погашение счёта.

На данный момент у Рамира уже есть инвалидность, но я хочу верить в то, что эта розовая бумажка через год после операции ему уже не понадобится и мой малыш будет развиваться так же, как все детки. Сейчас сыночку три месяца, и я верю в него! Я обращаюсь ко всем неравнодушным людям — помогите подарить моему сыну здоровое сердце!

С уважением, мама Рамира